Семён Данилюк - Константинов крест [сборник]
Телефон задребезжал.
Понизов поднял трубку. Глазами показал эстонцам, что звонят по их вопросу. Выслушал, мрачнея на глазах. С удрученным видом отсоединился. Оглядел поникших «экспедиторов».
— Пятс этот ваш… Точно, что Якобович? Может, перепутали отчество?
— Якобович, конечно, — багровый Валк принялся убирать блокнот в портфель, в полном расстройстве тыча мимо. Огладил белобрысый бобрик огорченный Алекс.
— А если Якобович, тогда чего вы здесь штаны протираете? — удивился Понизов. — Пошли в больницу. Нашли-таки в архиве ваше дело. Кто ищет, тот обрящет.
Считая розыгрыш удачным, подмигнул Тоомсу:
— Главное, вовремя к правильному пацану обратиться.
3.Недалеко от входа в психбольницу, у магазина ТПС, с КамАЗа сгружали куски гранита. Подле, около вишневой «восьмерки», прохаживался владелец гранитной мастерской Щербатов. Высокий, под стать Понизову, но худющий шестидесятилетний бородач. В джинсиках «Левайс» и в замшевой курточке, в аромате мужского парфюма, с расписной тростью в правой руке и лайковыми перчатками — в левой. Ухоженный барин. Правда, интенсивно лысеющий со лба. Зато оставшиеся волосы беспорядочно лезли вверх витыми посеребренными проволочками. Легко было представить, какой непролазный «кустарник» торчал над этой высоколобой головой прежде.
— Здорово, Борис Вениаминович! — окликнул его Пони-зов. Щербатов обернулся, потеплел лицом. Добрые отношения меж ними установились еще с начала восьмидесятых, когда участковому Понизову поступали указания посадить тунеядца Щербатова, а тот, симпатизировавший талантливому предприимчивому мужику, находил увертки, чтобы указания не исполнять.
— О! Привет, поссовет! — в запевной своей манере откликнулся Щербатов. — Вышел в народ узнать, чем живет?
— Вышел, — подтвердил Понизов. — И чем живешь, народ?
— Вашими молитвами! Вот! Наладил поставки гранита с Урала. С божьей помощью надумал расширяться. В Дмитрово-Черкасах филиал открываю, — Щербатов горделиво помахал свежезарегистрированным уставом. — А то и вовсе туда переберусь.
— А в тюрьму перебраться не планируете?
— С чего бы? — Щербатов нахмурился. Шутки про тюрьму ему не нравились. — Прошли, слава богу, прежние времена. До сих пор вам, Николай Константинович, свечку благодарственную ставлю. А ныне свобода. Гуляй не хочу, — Борода улыбнулся, но, приглядевшись, посерел. Улыбка сделалась искательной. — Или что знаете?
Понизов подхватил его под локоть. Жестом извинившись перед гостями, отвел в сторону:
— Предлагаю обменяться информацией.
Щербатов, несколько озадаченный, согласно кивнул.
— Жизнь-то, оказывается, и впрямь по спирали движется. На вас, Борис Вениаминович, в райотдел анонимка поступила. Что изготавливаете «левые» памятники помимо кассы, и что наемный труд используете. В общем, нетрудовые доходы, как бы!
Щербатов опешил:
— Как же это может быть? Ведь… перестройка.
— Вот и перестраивайтесь по-быстрому, пока самого не перестроили. Похоже, кому-то вы дорогу перешли.
Подтолкнул шутливо:
— Теперь вы мне в порядке алаверды ответьте, не ваши каменотесы поссовет обчистили?
Щербатов замялся:
— Официально кто спросит, отвечу — не знаю. Голова дороже.
Убедился, что никто не слышит:
— А если приватно… Они — не они… На библии, конечно, не поклянусь. Но то, что вместо работы чешут языки, где бы найти, что плохо лежит, — этим достали. И как-то в шутку действительно вроде как проговорился, будто в вашем поссовете в кассе десяток тысяч рублей отложен — на покупку уазика. Ну, извините. Ляпнул, не сделав поправку на чувство юмора.
Понизов не поверил:
— Решил их моими руками убрать?
— Как это?
— К примеру, скопились долги перед каменотесами, а платить не хочется.
Щербатов огладил залысину:
— Да! Тяжел разговор с властью, когда она в одном лице и власть, и мент. Да я в любую минуту рассчитаюсь, лишь бы их больше не видеть. Это ж как на мине. Хотят — работают, хотят — нет. Вроде поднадзорные, а каждые выходные в Москву ездят. А зачем ездят? Медом Москва вымазана? Полагаю, — жди ЧП.
— Скажу участковому, чтоб приглядел, — пообещал Понизов.
Щербатов иронично прищурился:
— Лучше спросите у Хурадова, откуда у него сервелат в холодильнике не переводится. Сумками из Москвы везут. В общем, считайте, я знаю, кто ваш поссовет ограбил. И если их посадят, не огорчусь.
— Но тогда и я, кажется, знаю, кто на вас анонимку написал.
Оставив озадаченного предпринимателя, Понизов бросился догонять истомившихся эстонцев.
В архиве психбольницы, отгородившись барьером, хмурая высохшая старуха — архивистка Маргарита Феоктистовна Кайдалова — неприязненно приглядывала за эстонцами, листавшими в сторонке архивное дело Константина Пятса. То и дело доносились торжествующие, непонятные для русского слуха гортанные выкрики.
— Ишь ты, — выписки делают! — процедила она. — Дорвались!
— Что ж удивительного? Два года искали. Пол-России обшарили, — пояснил стоящий рядом Понизов. — Как же вы сразу дело-то не нашли? Неужто так затерялось?
— Команды не было, и не нашла, — без стеснения призналась Кайдалова. Остро глянула на председателя поссовета.
— А Вам, товарищ Понизов, команда поступила?
Заметила его замешательство. Тонкие старушечьи губы сошлись в злую гузку:
— То есть несанкционированно?! Знала бы, нипочем дело не выдала… Вы ведь коммунист?.. Коммунист, конечно. Иначе б на такую должность не назначили.
Понизов кивнул, с интересом ожидая дальнейшего.
— Так вот как коммунист коммунисту: вы совершаете огромную политическую ошибку. Без отмашки сверху, без ведома органов вы, по сути, выдали националистам государственную тайну.
— Эва как! — на сей раз Понизов удивился нешуточно. — В чем же государственная тайна? В том, что эстонцы нашли место, где умер их земляк? Так вы сами обязаны сообщать родственникам насчет пациентов.
Он склонился к старухе с чекистской бдительностью во взоре:
— Или у вас имеется особое указание сведения ни под каким предлогом не выдавать? А если припрут, вырвать запись и съесть на глазах у врага!
— Да, врага! — рассердилась Кайдалова. — Больно вы, нынешние молодые, легкие. Всё кузнечиками прыгаете. Так и пропрыгаете державу-то!
Эстонцы как раз вернулись к стойке.
— Мы хотим знать, где похоронен президент Пяте, — произнес Валк.
Вальк подхватил:
— Чтобы эксгумировать останки, вывезти их на родину, в республику… — Он тяжело, натруженно задышал.
